Основы единой Европы
Его Высокопреосвященство Франц Роде, с 1997 по 2004 - архиепископ Любляны (Словения). Назначен кардиналом Папой Бенедиктом XVI в 2006 году.
Одна из главных забот Иоанна Павла II — это, безусловно, Европа, вся Европа и одновременно ее «искусственные разломы». Эта озабоченность нашла свое отражение уже в самом начале его понтификата, в речи, произнесенной в Гнезненском соборе во время его первого визита в Польшу в июне 1979 г.
Убежденный, что своей персоной он «олицетворяет духовную общность христианской Европы — наследницы двух великих традиций Запада и Востока», он считает, что Бог наделил его миссией «говорить перед всей церковью, Европой и миром о тех нациях и народах, о которых так часто забывают». Бог избрал его «для того, чтобы он ввел в церковную общность слова и языки, которые еще режут слух, привычный к звукам романской, германской, англосаксонской, кельтской речи».
Это является историческим актом пересмотра определенной надменности Запада по отношению к славянским культурным традициям и языкам и призывом к новому пониманию Европы, которая не может идентифицироваться только с ее западной частью.
Эта же тенденция проявилась и в акте провозглашения святых Кирилла и Мефодия вместе со святым Бенедиктом покровителями Европы в Папском послании Egregiae Virtutis от 31 декабря 1980 г. «Европа в ее географическом единстве, — утверждает папа, — это плод слияния двух течений христианства, к которым прибавляются еще два различных, но в то же время глубоко взаимодополняющих типа культуры. Святой Бенедикт, влияние которого охватывает не только Европу (особенно Западную и Центральную), находится в самом центре того течения, которое исходит из Рима, от престола наследников святого Петра. Святые братья из Фессалоник подчеркивают в первую очередь вклад античной греческой культуры, а кроме того, широту влияния Константинопольской Церкви и восточной традиции, которая глубоко вписана в духовную культуру стольких народов и наций восточной части Европейского континента».
Тот же призыв к единству Европы в его многообразии содержится в энциклике Slavorum Apostoli от 2 июня 1985 г. по случаю празднования тысячестолетнего юбилея трудов по проповеди Евангелия святых Кирилла и Мефодия. «Многообразие, — говорит папа, — если принять во внимание его ценность и смысл, может только обогатить культуру Европы и ее религиозную традицию; оно к тому же становится базой столь желательного для нее духовного возрождения».
По случаю тысячелетия крещения Киевской Руси Иоанн Павел II в послании Euntes in Mundum от 25 января 1988 г. вновь утверждает фундаментальную общность европейской веры и культуры.
Крещение Руси произошло в конце первого тысячелетия, когда Церковь еще была нераздельной. Этот факт означает для папы «символ и основания для надежды». Именно совершенно единая Церковь «приняла в свое лоно новую дочь, рожденную на берегах Днепра». Князь Владимир понял, что существует общность Церкви и Европы, именно поэтому он поддерживал отношения не только с Константинополем, но и с Западом, и с Римом, епископы которого были признаны пастырями всей церковной общности. Согласно Никоновской летописи, Владимир обменивался послами с папами Иоанном XV и Сильвестром II. Позже папа Григорий VII даровал королевский титул киевским князьям в послании от 17 апреля 1075 г., адресованном Demetrio (Jzjaslav) regi Russorum et reginae uxori ejus, которые послали своего сына Ярополка в паломничество ad limina apostolorum, добиваясь, чтобы их княжество получило покровительство святого Петра.
«Так, благодаря крещению Киев стал привилегированным перекрестком различных культур, где осуществлялось религиозное проникновение Запада, что подтверждается культом некоторых особо чтимых святых Римской Церкви». Таким образом, начался длительный исторический процесс «развития и распространения оригинального», византийско-славянского вида христианства, затронувшего и жизнь Церкви, и жизнь населяющих эту территорию народов, которые находят в христианстве в течение веков и вплоть до сегодняшнего дня основу своей духовной общности. В результате использования славянского языка при христианизации населения и в литургии началась «его внутренняя трансформация… он стал литературным языком, т.е. превратился в один из наиболее важных факторов, определяющих культуру народа, его самоидентификацию и духовную силу».
Благодаря наследию Кирилла и Мефодия произошла «встреча между Востоком и Западом, между ценностями прошлого и новыми ценностями. Достояние христианства пронизало жизнь и культуру этих народов. Оно привнесло вдохновение в творческую деятельность в области литературы, философии, теологии и искусства, приведя к рождению совершенно оригинального типа европейской и даже человеческой культуры в целом».
После этих постоянных напоминаний о глубинном единстве Западной и Восточной Европы, об общем наследии европейских наций Иоанн Павел II обращает взгляд на современное положение континента. Континент в кризисе, констатирует папа в речи, произнесенной в соборе св. Иакова в Сантьяго-де-Компостела 9 ноября 1982 г. Кризис охватил и светскую и религиозную жизнь. Искусственные расколы лишают народы права свободно обращаться, объединять свои созидательные силы ради умиротворения социальной жизни и решения проблем других континентов. Жизнь европейцев отмечена секуляризацией в сфере идеологии и материализмом, гедонизмом и нигилизмом. Вот почему папа посылает Европе «этот крик, полный любви»: «Найди себя. Будь сама собой. Обратись к своим истокам. Воскреси древние ценности, которые сделали твою историю славной и твое присутствие на других континентах благотворным».
Забота о европейском единстве в соединении с глобальным видением будущего Европы ярко вырисовывается в речи, которую Иоанн Павел II произнес перед Европейским парламентом в Страсбурге 11 октября 1988 г. Будучи выходцем из Восточной Европы и хорошо зная чаяния славянских народов, «этого второго «легкого» нашей общей европейской родины, папа выразил желание, чтобы однажды Европа смогла распространиться до масштабов, отведенных ей географией и еще более историей, потому что вдохновенная христианской верой культура оказала глубокое влияние на историю всех народов единой нашей Европы — греков и римлян, германцев и славян — несмотря на все превратности, различные социальные системы и идеологии.
Папа не предлагает концепцию духовно единой Европы, не предлагает он и концепцию средневекового христианства, вовсе нет. Он исходит из констатации того, что на европейской земле в новейшую эпоху развились течения мысли, которые мало-помалу вытеснили Бога из понимания мира и человека. Две противоположные концепции питают постоянное напряжение в отношениях между верующими и приверженцами агностического, а иногда даже «атеистического» гуманизма. Этому соответствуют два подхода к определению места религии в обществе. «Если некоторые, — говорит папа, — понимают гражданскую и политическую свободу, некогда завоеванную ниспровержением старого порядка, основанного на церковном законе, как нечто неразрывно связанное с маргинализацией, даже уничтожением церкви и склонны видеть в ней систему отчуждения», то многие верующие, напротив, считают «жизнь, согласную с верой, возможной лишь через возвращение к старому порядку, к тому же часто идеализированному».
По мнению Иоанна Павла II, ни та, ни другая позиция не приемлемы: позиция ностальгически верующих «несовместима с евангельским посланием», позиция воинствующих неверующих не соответствует «гению Европы».
Папа проповедует полную «гражданскую свободу» и «полностью гарантированную религиозную» свободу. Это в интересах и верующих и неверующих. При таком режиме свободы «вера не может не окрепнуть, принять вызов, который ей бросает неверие, атеизм неизбежно войдет в более узкие рамки, уступив вызову, который ему бросит вера».
Этот принцип подлинного гуманизма «современная Европа черпает из плодородной почвы христианства». Впервые провозглашенный Христом, этот принцип разделяет «то, что принадлежит Кесарю», и «то, что принадлежит Богу» (Мф 22, 21).
После Христа уже невозможно обожествлять общество как великого коллективного идола, пожирающего личность и ее неповторимую судьбу. Общество, государство, политическая власть относятся к категориям изменяющегося и постоянно совершенствующегося посюстороннего мира. Ни один проект общественного устройства никогда не сможет установить Царство Божие на земле. Политический мессианизм чаще всего вырождается в наихудшую форму тирании, как это доказали гитлеризм и сталинизм.
Власть государства никогда не должна распространяться на то, что «принадлежит Богу», т.е. сферу совести, высшего смысла бытия, открытости к абсолюту. Присваивая себе власть в этой области, государство превышает свою компетенцию, превращается в идола, серьезно ущемляет права Бога, а тем самым и права человека. Действительно, таким образом государство исключает Бога из жизни общества. Ответственным за политику лицам следовало бы серьезно задуматься о том, что это ведет к мрачной перспективе — утрате последней этической инстанции, высшей гарантии против злоупотреблений властью человека над человеком.
Ни в коей степени не идеализируя христианское прошлое, папа признает, что Церкви не всегда удавалось избежать всеобщего искушения исключить из мирского сообщества тех, кто не исповедовал истинной веры. Сегодня это искушение присутствует в идеологиях, которые абсолютизируют общество само по себе или господствующую в нем группу в ущерб личности и ее свободам.
Папа заключает: «Там, где человек не опирается более на величие, которое связывает его с транцедентностью, он рискует допустить неограниченную власть произвола и псевдоабсолютов, которая уничтожает его».
Это те самые — христианские по своему происхождению — принципы, которые сформировали облик Европы и составляют ее идентичность. Вот почему христианство «не может быть отнесено лишь к частной сфере. В действительности христианство призвано активно участвовать во всех сферах бытия». Если бы христианство в качестве этической основы и силы социального воздействия было маргинализировано, то «пришлось бы отвергнуть не только все наследие европейского прошлого, но и поставить под сомнение достойное будущее европейца — каждого европейца, верующего или неверующего», заключает папа.
ЕВРОПЕЙСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ
Эту идентичность не так просто определить. Она менее ощущается самими европейцами, чем жителями других континентов.
Многообразны отдаленные истоки европейской цивилизации. Они идут из Греции с ее критической мыслью, из Рима с его концепцией права, от кельтских, германских и славянских корней. Все эти истоки преобразованы и объединены христианством.
«Христианство способствовало формированию концепции мира и человека», — утверждает Иоанн Павел II в речи, произнесенной в Совете Европы 8 октября 1988 г. Главные принципы христианской концепции предусматривают столь тесную связь человека с его Создателем, что она — эта связь — придает ценность всем сторонам жизни, начиная с материальной. Вера в Бога-Создателя демифилогизирует космос, чтобы предоставить его человеку для рационального исследования. Смиряя свое тело и господствуя над землей, человек, в свою очередь, проявляет «созидательные» способности: по христианской концепции, он далек от презрения к материальному миру и относится к нему свободно и без опаски. Этот позитивный подход во многом способствовал развитию европейцами науки и техники.
Да будет позволено упомянуть здесь главный труд Пьера Дюэма «Система мира», который вышел в свет накануне первой мировой войны. В нем молодой философ показал, как в противовес эллинской космологии христианская теология дала свободу позитивной науке, публично признав, что все, что от мира сего, не божественно. «Все эллинские космологические построения, — утверждает Пьер Дюэм, — являются в конечном счете теологическими, в каждом из них мы находим религиозные догмы, возведенные в ранг аксиом или открытий, которым мы обязаны интуиции или же анализу, отправная точка которого — опыт. По сути своей эти догмы у всех греческих философов одинаковы: небесные тела божественны, они единственные подлинные боги; им, вечным и нетленным, неизвестны другие изменения, кроме совершаемого, кругового и равномерного движения; через это движение и в соответствии со строжайшим детерминизмом они управляют ходом всех изменений в подлунном мире.
Итак, новейшая наука родится тогда, когда кто-либо осмелится провозгласить, например, истину, что та же механика, те же законы управляют как подлунными, так и небесными движениями, обращением Солнца, приливом и отливом морей, земным притяжением. Чтобы такая идея стала возможной, надо было лишить звезды божественной сущности, которой их наделила античность, была необходима теологическая революция. Эта революция стала делом христианства. Новейшая наука была воодушевлена воспламеняющей встречей теологии эллинского язычества с теологией христианства».
Вторая черта европейской идентичности — это линейная концепция времени. Являясь также частью христианского наследия, она оказала огромное влияние на нашу цивилизацию и культуру. В отличие от представителей других культур, живущих в основном в циклическом времени, европеец живет в линейном времени, оно движется в направлении от сотворения мира к конечному завершению, когда Бог станет всем и во всех. Здесь история не является безучастным и вечно возобновляющимся циклом, а находит свой смысл в союзе, который Бог предлагает людям, чтобы в свободе и радости строить его Царство. Это разумное время, время радостной и полной смысла деятельности; это счастливое время между прошлым и будущим. Прошлое, которое сохраняется в настоящем, — это победа Христа, вторжение нового деяния Бога во время, испорченное грехом и смертью. Будущее — это установление новой Земли и новых Небес, где воцарится справедливость. Это будущее зовет нас к действию, к созиданию, к мобилизации всех возможностей нашего воображения, воли и сердца. Это будущее делает наше время открытым временем, что абсолютно необходимо для здоровой физической жизни и осмысленной деятельности. Ибо человеку или обществу, будущее которых закрыто, угрожают апатия, отчаяние или даже безумие. Надо, чтобы они имели перед собой открытую дорогу, возвышенную цель, будущее без границ.
Знаменательно, что все течения мысли в Европе, которые отошли от христианства, возвращаются к циклической концепции времени. Однако циклическая концепция в действительности не дает человеку выхода в его стремлении к бесконечному, она питает безответственность, потому что полностью лишает жизнь значимости, а действия важного смысла. По сути своей она скучна и грустна. Таким образом, вопрос, поставленный Иоанном Павлом II перед Европейским парламентом: «Можем ли мы представить себе Европу, лишенную этого трансцедентного измерения?» — следует понимать в смысле совершенно прагматическом и утилитарном.
Еще одна основополагающая черта европейской идентичности — это концепция человека в том виде, как она выкристаллизовалась из библейского откровения. Созданное по образцу Божьему и возлюбленное Христом, каждое человеческое существо обладает уникальным достоинством и высшей ценностью. Наделенный неумолимым сознанием условленности бытия, которая довлеет над ним, человек способен осознать собственное достоинство и открыться для абсолюта. Он несет в себе ответственную свободу, ущемить которую никакая политическая власть не имеет права. Еще менее он может быть использован в качестве орудия для какого-либо дела, каким бы священным это дело ни объявлялось. Именно отсюда берет свои истоки новейшая концепция прав человека.
ЕВРОПЕЙСКИЙ ДИАЛОГ
«Именно общность судьбы формирует идентичность нации, ее единство, ее стремление к жизни несмотря на все имеющиеся внутри нее человеческие и социальные различия», — писал Отто Бауэр в 1907 г.
Общность судьбы означает прежде всего общее прошлое, длительное прошлое, богатое опытом, страданиями, радостями и победами, прошлое, которое усваивается каждым поколением благодаря семье и школе. Однако наша историческая европейская память хранит главным образом распри, войны и взаимную вражду. Но сводится ли к этому вся реальность нашего европейского прошлого? Нет ли в нем другой стороны нашего общего наследия, которую надо бы осветить и по достоинству оценить: традицию диалога, обменов, интенсивных сношений? Если до сих пор наша историография концентрировала свое внимание на «распрях и войнах», то теперь речь идет о том, чтобы обратить больше внимания на традиции «диалогов и обменов». Только при этом условии мы восстановим наше прошлое, имея в виду возможное совместное будущее.
Если мы перечитаем нашу историю с этой новой точки зрения, то обнаружим, что среди достойных нашей памяти европейцев было меньше полководцев и королей-завоевателей, дипломатов и коммерсантов, чем святых, философов, поэтов, писателей, художников и музыкантов, скульпторов и архитекторов. Именно сокровища культуры, которые они нам оставили, создали сердцевину нашей идентичности, и именно они составляют нашу гордость европейцев.
Если мы перечитаем нашу историю с точки зрения взаимных обменов, то откроем, что в Европе всегда имел место диалог между различными составляющими элементами ее культуры: рационализмом греков и концепцией права римлян, между вкладом латинского и кельтского, германского и славянского гения. Диалог существовал и внутри европейского христианства между различными философскими и теологическими течениями.
Если мы по-новому взглянем на нашу историю, то обнаружим взаимообогащение европейских народов благодаря удивительным и плодотворным скрещиваниям. Так, певец славянской души поляк Шопен был по происхождению французом; аналитик, проникший в существо русской души, Достоевский имел польские корни; типично немецкий художник Дюрер по происхождению венгр; великий певец венгерских страстей Лист — немец; национальный венгерский поэт Петефи был в действительности сербом; автор великой польской национальной эпопеи «Пан Тадеуш» Мицкевич по происхождению литовец; тот, кто лучше всех выразил страдания и радости немецкой души, — Бетховен по отцу был голландцем; создатель теории германского «сверхчеловека» Ницше — потомок польских шляхтичей; тонкий лирический испанский поэт Густаво Адольфо Беккер происходил из немецкой семьи; итальянский поэт Фосколо по происхождению грек. Этот перечень можно продолжить.
Я привел эти несколько примеров, чтобы показать, что наша европейская история создана не только ненавистью и распрями, а гораздо в большей степени общением и диалогом. И именно это составляет наше богатство, наше истинное величие, наш подлинный вклад во всемирную культуру.
Итак, если мы хотим строить наш общий дом, мы должны принять наше наследие во всем его культурном многообразии и осознать наши общие корни.
После веков битв и враждебности у европейских народов обнаруживается спокойное и глубокое обращение к Европе. Оно может оформиться лишь через духовный и культурный диалог, через сотрудничество и солидарность во всех сферах жизни. Только при этом условии мы сможем «встретиться все вместе в дружеской обстановке», как того желает папа Иоанн Павел II.
